Заместитель генерального директора ДОМ.РФ, председатель правления банка «Дом.РФ» Артем Федорко — о том, почему российской экономике необходима трансформация и как ее проведению могут помочь институты развития
Последние полтора года на всех экономических форумах обсуждают структурные изменения российской экономики. И это неудивительно — сегодня она оказалась в «ситуации велосипедиста»: чтобы поддерживать стабильность (бюджетную, промышленную, социальную), необходимо интенсивно развиваться и двигаться вперед. Стоит только остановиться — сразу же упадем.
При этом вместе с нашей внутренней структурной трансформацией серьезно меняются внешний мир и наши отношения с этим миром. Ключевых фактора здесь три: геополитика, развитие технологий и энергетический переход. Напряженность в отношениях между США и Китаем, деглобализация и френдшоринг, санкционные ограничения заставляют российские компании выходить на новые рынки и перестраивать логистику. Интенсивное развитие новых технологий (роботизация, искусственный интеллект, биотехнологии) требует масштабных и рискованных инвестиций, чтобы не оказаться на периферии мировой экономики. А глобальный энергетический переход не позволит развиваться за счет экспорта углеводородов.
Помимо этого, остаются и хорошо известные внутриэкономические вызовы. Недостаточно развитая инфраструктура ведет к региональным дисбалансам и не позволяет формировать территориальные зоны роста экономики. В этом году проявился серьезный дефицит кадров (его испытывает каждая вторая компания в стране), который в долгосрочной перспективе будет усугубляться вместе со старением населения, и решить эту проблему можно только за счет масштабных программ переобучения и создания емкого рынка жилья для стимулирования внутренней миграции.
Иными словами, российской экономике нужны новые отрасли, новые рынки сбыта, новая инфраструктура и новые кадры. Появиться они могут только за счет значительного роста инвестиций. Как этого добиться?
В последнее время в прессе обсуждались два диаметрально противоположных решения: приватизация и национализация (усиление роли государства). Действительно, масштаб текущих вызовов предполагает значимое участие государства: инвестиции частного сектора сдерживаются недостатком долгосрочных финансовых ресурсов и институциональной средой — в России на долгий срок не планируют. Кроме того, частный сектор не может решить инфраструктурные и социальные проблемы, о которых говорилось выше.
С другой стороны, государственные инвестиции, очевидно, менее эффективны. Без конкуренции, частной инициативы и участия бизнеса проекты рискуют оказаться слишком дорогими и бесполезными. И хотя у нас есть примеры успешной промышленной госполитики, такие как Южная Корея, известный экономист Дани Родрик справедливо замечает, что на одну Корею, к сожалению, приходится много Заиров. Да и госбюджет, как мы понимаем, имеет свои ограничения.
Есть ли в таком случае некая золотая середина? Решение было найдено еще в прошлом веке, когда распространение получили финансовые институты развития — инвестиционные посредники между государством и бизнес-сообществом. Институты развития оказывают содействие формированию инфраструктуры, росту стратегически важных отраслей, помогают устранить «провалы рынка», обеспечить долгосрочное финансирование проектов, привлекая к их реализации частный сектор. Кроме того, они обеспечивают независимую оценку эффективности проектов, контролируют риски в ходе их реализации и добиваются финансового результата.
Набор финансовых инструментов для достижения данных целей достаточно гибок и разнообразен. Это софинансирование проектов за счет выпуска проектных облигаций, синдицированные кредиты на масштабные инвестиционные проекты, секьюритизация активов, государственно-частное партнерство, предоставление гарантий по кредитам, вложения в фонды прямого инвестирования и, наконец, долгосрочные кредиты и займы, которые не могут выдавать классические банки с преимущественно краткосрочными источниками фондирования.
Важно, что финансирование обычно является целевым — на конкретные проекты с конкретными ожидаемыми результатами. Кроме того, институты развития оказывают им и нефинансовую поддержку — например, формируя стратегические альянсы с другими странами. Это в особенности актуально сейчас, когда бизнесу необходимо выходить на новые рынки — в Азию, Африку, Ближний Восток, а опыта работы с этими регионами нет. В результате институты помогают распределить риски между государством и бизнесом: власть берет на себя политические и административные риски, а предприниматели — инвестиционные и маркетинговые.
Все это хорошо известно российским властям. Именно поэтому институты развития у нас активно действуют с середины 2000-х. Успехи есть, но пока по отдельным отраслям: сельское хозяйство, жилищное строительство, атомная промышленность. Расширить эту практику и добиться более значимых результатов можно, обеспечив выполнение трех условий.
Во-первых, институты развития должны быть встроены в общую стратегию экономического развития с понятной специализацией каждого из них: быть одинаково сильным везде нельзя, нужно выбирать приоритеты. Во-вторых, они могут выступить посредником по трансформации сбережений в инвестиции: выпуск ценных бумаг под конкретные проекты и их использование в системе пенсионных накоплений поможет решить проблему нехватки долгосрочных финансовых ресурсов. И, наконец, необходимо определить четкий перечень критериев успеха крупных программ и проектов и регулярно проводить независимый аудит их результатов.
Примеров успешного внедрения институтов развития немало: Чили с 6-процентным ростом экономики и развитием несырьевых секторов, Израиль с развитой венчурной индустрией, уже упомянутая Южная Корея с успешной промышленной политикой. Список стран вполне могла бы продолжить Россия. По крайней мере, все условия для этого есть — осталось только взяться за дело. Если мы не трансформируемся сами, то нас трансформирует внешний мир — вот только вряд ли результаты этого нам понравятся.
